Стояло морозное пятничное утро 19 декабря 1952 года. Первый секретарь Саратовского обкома КПСС Геннадий Борков сидел в своем кабинете и усиленно пытался направить свои мысли на осознание доклада, лежащего перед ним.
Однако сказывалось вчерашнее совещание со вторым секретарем и работниками горкома, затянувшееся до поздней ночи, поэтому строчки продолжали упорно расползаться, а голова – клониться к столу. За дверью, в приемной, монотонно стучала печатная машинка…
Проснулся Борков от ощущения, что в кабинете, помимо него, находится кто-то еще. Посетителей было трое. Пожилой грузин уселся на стуле прямо перед его столом, за ним стояли двое военных в форме.
– Кто вы, что вы здесь делаете? – крикнул первый секретарь, подскакивая со своего стула.
– Что же вы, товарищ Борков, так нервничаете. Не суетитесь, товарищ Борков, присядьте. Я смотрю – устали вы, – спокойным тоном ответил ему грузин.
И тут Борков понял все. Ноги сразу стали ватными, и он не сел – скорее упал на свой стул и вцепился пальцами в стол.
– Извините, товарищ Сталин, виноват, понимаете, партсобрание, мы вот обсуждали тут… все были… и я был… тут, сами понимаете, партию переименовали, политика… и у нас тут, железная дорога – стройка века, вот… извините, товарищ Сталин, – сбиваясь, бормотал первый секретарь обкома, немея от испуга.
– Да вы не переживайте так, товарищ Борков, не переживайте. Партсобрание – это хорошо, да и стройка века тоже. Хотите грузовые поезда в обход Саратова пустить? Похвально, похвально… – Сталин достал свою трубку и, не спеша, начал ее чистить.
– Так точно, товарищ Сталин, хотим. А вы как… – первый секретарь снова подскочил.
– А я вот так, слышал об этом успехе, докладывали. Мне, вообще, много чего докладывают. Да вы присаживайтесь, товарищ Борков, присаживайтесь. В ногах – оно как говорится – правды нет, – генсек партии продолжал не спеша возиться со своей трубкой.
Геннадий Борков снова упал духом. Ну не может сам Сталин приехать, чтобы похвалить его за железную дорогу. И других достижений, достойных визита самого председателя совета министров, нет. Да еще и неожиданного.
– Товарищ Сталин, а вы… – начал Борков.
– Не просто так заскочил, не просто так, – успокаивающе махнул рукой генсек.
Однако Борков, отчего-то, занервничал еще сильнее. Однако задавать другие вопросы не решился. Сталин, тем временем, достал кисет и начал не спеша набивать трубку табаком.
– Что же вы, товарищ Борков, за комсомольцами не следите, не помогаете, так сказать, подрастающему поколению, – не прекращая своего занятия, Сталин внимательно посмотрел на секретаря обкома.
– А что там, там Женя Курганов, там хорошо все… было… вроде как… ну, я так считал… – снова не совсем разборчиво забормотал Борков.
– А вот у меня другое мнение, другое, – генсек внимательно осмотрел трубку, недовольно качнул головой и продолжил уминать табак. – Докладывают мне, что поколение ты тут растишь безответственное, антисоветское.
– Диссидентов? – ахнул Борков.
– Пока нет, но если меры не принять… – Сталин, наконец, прикурил трубку, пару раз пыхнул, а затем достал из кармана пальто вчетверо сложенный лист бумаги. Начал читать: «Пятого июля комсомолка Оля Алимова обнаружила, что ведро, которое в классе используют для мусора, не вытряхивалось со вчерашнего вечера. Организовала сбор подписей за снятие с должности старосты Васи Акимова, по причине того, что последний не следит за жизнью класса. Передав листок с тремя подписями директору, заявила, что народ Акимову не доверяет, рекомендовала перевыбрать…».
Вступило в силу решение Волжского районного суда Саратова о восстановлении в должности водителя медбригады ГУЗ «Центр медицины катастроф» Александра Иргизцева. До этого его уволили с должности из-за конфликта с руководством и непройденной аттестации.
– Да что же, а самой ведро вытряхнуть? – не понял Борков.
– Вы, товарищ Борков, меня спрашиваете? – поинтересовался Сталин и, не дожидаясь ответа, продолжил читать.
«Двадцать третьего августа на спектакле комсомольского актива в память о Курской битве, выражая недовольство декорациями, начала сбор подписей за снятие с должности комсомольского массовика Тани Самойловой, пять подписей были переданы…».
Сталин перевернул лист.
– А, вот тут тоже, интересно, – генсек затянулся трубкой, выпустил дым и продолжил читать.
«Тринадцатого сентября на комсомольском субботнике заявила, что зеленая краска для лавочек слишком темная, синяя – слишком светлая, а черная – несвежая, собрала четыре подписи… передала их…».
– Но это же мало, четыре подписи, три подписи… капля в море, – беспомощно пожал плечами Борков. – Да и зачем тут подписи, бери и делай, выдвигайся, товарищи поддержат – работай…
– А-а-а, – протянул Сталин. – Вот тут-то мы, товарищ Борков, подошли к самому интересному. Выдвигалась, но товарищи о ней, знаете ли, мнения так себе… Говорят, что не умеет она работать, только критиковать, понимаешь ли. Поэтому нельзя ей в руководители. А вот вам, товарищ Борков, деструктивный элемент в ее лице без внимания нельзя оставлять, понимаете ли. Деструктивный элемент сегодня – враг Союза завтра!
Генеральный секретарь поднялся, направился к выходу из кабинета. В дверях повернулся и добавил:
– И вы, товарищ Борков, враг народа, раз не смогли разглядеть угрозу в корне. Со всеми вытекающими.
– Товарищ Сталин, подождите, товарищ Сталин, – секретарь обкома хотел вскочить, но ноги его слушаться перестали. – Товарищ Сталин!..
– Геннадий Андреевич, вам плохо? – до Боркова донесся голос секретарши Зинаиды, но звучал он как будто издалека. – Геннадий Андреевич!
Голос приближался. Кто-то потряс его за плечо. И тут первый секретарь Саратовского обкома КПСС проснулся. Он сразу вскочил, увидел испуганную секретаршу. А также то, что в кабинете, кроме них, никого нет. «Так это был сон! – подумал он. – Но что же это за сон такой? Явно неспроста». А вслух сказал:
– Зинаида, пишите, на имя первого секретаря обкома ВЛКСМ Евгения Никитовича Курганова. Диктую. «Первое. Просмотреть списки комсомольцев на текущую дату. Если есть Ольга Алимова – одна или несколько – немедленно исключить! Второе. Алимовых в комсомол не принимать! Дата, 19 декабря 1952 года, подпись». Напечатала?
Секретарша изумленно смотрела на него. Она явно ничего не понимала.
– А что же будет, если примут, Геннадий Андреевич? – осторожно спросила она.
Борков нервно заходил по кабинету.
– Рухнет партия, Зиночка, рухнет! Да что там – Союз можем потерять! Нельзя Алимовых в комсомол! – от переживаний лоб первого секретаря покрылся испариной. – Все, отправляй.
Борков закрыл дверь в кабинет, вернулся на свой стул, сел, обхватил голову руками и крепко задумался. До воплощения в жизнь его пророчества осталось около сорока лет…
Достоверность событий, в связи с их давностью, доказать сложно. В тексте приводится личная интерпретация автора.
